Фигурантка Текст публикуется в авторской редакции

Нельзя сказать, что Анна не представляла себе, как это случится. Может быть, стук в дверь будет легким и задорным. Как отскакивает от пола картошка, высыпающаяся из мешка. Но скорее это будет похоже на землетрясение, полагала она.

Анна жила до четырнадцати лет в центре Азии, где горы порой движутся. В момент подземного толчка мир не становится громче, но тело безошибочно понимает: сейчас ты можешь умереть. Даже если это двадцатое землетрясение за твою жизнь, и оно всего-то четыре балла, а значит, опять ничего страшного не случится... Все равно, первый импульс всегда — бежать.

Когда они придут, Анне бежать будет некуда. Да она и не собиралась этого делать. Она намерена всё выдержать с достоинством. Ей даже мельком вспомнились сюжеты про пионеров-героев типа Лёни Голикова. Правда, ей сорок четыре года, какой из нее пионер. Значит, она тем более сможет.

— Вы хотели бы, чтобы это быстрее закончилось? Вон как громко этого требовать стали. Видели в телеграм-каналах? — спросила она у Валентины-пикси. «Пикси» — это тип Валентининой стрижки. Она их так и записывала: Валентина-пикси, Ирина-каскад, Света-боб. — Как бы да, — закусила щеки Валентина-пикси. — Но как бы и нет — я не знаю, что он тут будет делать, когда вернется. Нормальной работы у него давно не было. А сейчас — и деньги, и люди его вроде как уважают... — Но там же опасно, — возразила Анна. — И дома, наверное, вам одной тяжело. У вас же частный дом? Там работы уйма. — Ну… как бы в целом нормально. Если что ломается, я «мужа на час» вызываю. Обычно что слетает? Газовый котел. За зиму два раза стабильно встает. Это, кстати, потому что Мишка самый дешевый в своё время купил... Но теперь деньги есть — я вызываю мастера, и все прекрасно. Так что... Последнюю фразу Валентина не договорила. Осеклась. — Я прекрасно вас понимаю! — успокоила ее Анна. — У меня с мужчинами не складывается. Два раза замужем была, обоих послала куда подальше. Знаете, я даже жалею, что у меня сын, а не дочка. Что из него получится?

А он у нее, что в двенадцать, что в девятнадцать — один и тот же Илюша. Хорошо, что у него отсрочка, пока студент. А если бы его пришлось за границу, чтоб не призвали, отправить? Об этом она думала с ужасом. Он никогда в жизни самостоятельно не застилал себе постель, не платил за коммунальные услуги и даже рубашку погладить не мог: если не получалось, звал маму.

Когда Анне вдруг казалось, что все-таки однажды ее разгадают и непременно заберут, сожаление и тревога укладывали ее в кровать и укутывали с головой. Она думала тогда, что жестоко поступает с сыном: ему девятнадцать, почему он должен лишиться матери? Её-то мама умерла лет восемь назад, не так давно, и она, взрослая, еле это пережила, а тут... Тюрьма вообще-то хуже, чем смерть. — Мам, у тебя что, депрессия? — спрашивал Илюша, если видел Анну в кровати. — Давай я фалафель схожу куплю, а? Всё-таки заботливый. Запомнил наконец, что мясо она два года как не ест. — Вот скажи мне, а если ты останешься жить один, ты что будешь себе готовить? К своему стыду, я тебя даже пельмени варить не научила. — А с чего это я должен один жить? — Ну... может, я мужчину себе найду. К нему перееду. Илюша в ответ чесал затылок: — Мам, ну еда — это не проблема. Я почти до вечера в универе, там столовая, а вечером всегда можно пива попить — оно калорийное! Анна вздыхала: нет, нет, конечно, никто ее не вычислит.

Ирине каскад совершенно не шел: тонкие русые волосы выглядели на концах неаккуратно. «Будто мыши погрызли», — думала про себя Анна. Она предлагала Ирине сменить стрижку, но та говорила: — Я с 2010 года так стригусь. А вдруг с простым каре, которое вы мне предлагаете, будет только хуже? И Анна каждые шесть недель выстригала ей одно и то же. Но вот уже три месяца Ирина-каскад не записывалась к ней. Анна решилась позвонить: — Ир, а вы что, к другому мастеру теперь ходите? — Да мне не до того... Не до стрижки мне... Он мне звонит оттуда и ноет, ноет, ноет. Похудел на восемь килограммов, холодно ему все время, кидают не пойми на какие задания. Шесть человек, с которыми он больше всех общался, уже всё... И он мне ноет, ноет. А что я сделать могу? Мне же его оттуда не вытащить. — Может быть, он сможет добиться хоть отпуска? — робко спросила Анна. А что она еще могла спросить… В прошлом октябре она отправляла Ирине с анонимного аккаунта инструкцию, что можно сделать, чтобы все осталось по-прежнему, но Ирина отправила ее альтер-эго в черный список. — Да что вы, какое там «добиться»!.. — горько усмехнулась Ирина. — Мне жалко его, все-таки он не виноват, что так не по-людски все устроено, но он меня просто изводит: я не знаю, как помочь. Обращаться куда-то бесполезно, мы это всем чатом уже поняли. Некоторые мужики там совсем уже с ума сошли. Они не были готовы к такому. Один, вы представляете, своей матери в ватсап пишет: хочу «Несквик», мама, пришли мне «Несквик». Мужику под пятьдесят, а ему «Несквик» подавай, а! Ну куда это годится? Нет, мой-то молодец, еще держится. Но недавно он мне написал: зачем ты меня туда пустила? А мне так обидно стало! — А вы его не отговаривали, что ли? Анна боялась услышать: нет, пусть идет, а как иначе. Но, слава богу, Ирина сказала другое: — Как же не отговаривала, если отговаривала? Я ему говорила: не ходи, просто не ходи, и всё. Работаешь всё равно неофициально, никто не найдет тебя. А он заладил, мол, прятаться — это не по-мужски. Ну, вот и итог. — Ира, может, вас на каскад на этой неделе записать все-таки? — А давайте, действительно, всё-таки каре попробуем, а?

«Дорогая Валерия! Это мама Вадима из чата защитников парка Молодежи. Ваша инструкция нам очень помогла. Вадик в Батуми, все хорошо. Вечно буду вам благодарна, дай вам бог здоровья!».

И картинка с голубоглазым мужчиной: он показывает пальцами сердечко.

Анна улыбнулась: она была и Валерией, и Борисом, и Виктором Васильевичем... Пожалуй, в этом списке больше десятка имен. Хорошо, что еще есть места, где можно купить симки без паспорта. Одни она выбрасывает, новые покупает.

Она переслушивает голосовые сообщения, прежде чем выкинуть очередную симку.

«Борис, здравствуйте! Спасибо, что написали. Дела наши не очень... Видно, он уже был в списках, и его не выпустили. Но сейчас он в больнице на обследовании. Один глаз у него полностью не видит. Требуем и будем требовать через суд, чтобы его отправили домой».

«Виктор Васильевич, у нас всё хорошо. Всё сделали четко, как вы нам написали. Мой папа в деревне у своих дальних родственников. Это пошло ему на пользу. Даже пить бросил. У него там все старообрядцы, водки не купишь. Папа говорит, мол, я впервые за 43 года вдохнул полной грудью. А если б, говорит, не Виктор Васильевич, я бы зайцев в лесу ловил на пропитание, в Чечне-то я уже побывал... Подумать страшно, а если бы мы не нашли вашу инструкцию в том маленьком чате!»

На самом деле Анна будто нырнула. Она в толще воды — ей тепло и не страшно: сердце бьется медленно, дышит она по чуть-чуть, слышит их окрики слабо. Думает: хорошо, что Илюша нашел себе девочку и сегодня ночует у нее.

Она едва двигается. Всё-таки в воде тяжело: тело словно удваивается. Они недовольны, продолжают орать — говорят, чтобы она шевелилась быстрее, они тут до вечера сидеть не намерены.

Находят несколько симок, радуются, как дети. Пакуют ее ноутбук, четыре мобильных телефона и компьютер сына.