заметка о ракетной тревоге
От автора. Этот текст написан в панике в Новороссийске и отредактирован в спокойствии в Москве. Я его писала вокруг подслушанного разговора и слова «нормально», которое в тот момент объяснило мне все. К сожалению, чем дольше идет война, тем больше она входит в повседневность, становится чем-то обыденным и «нормальным». Человек, живущий в современных российских реалиях, привыкает и к ежедневному чтению безрадостных новостей, и к милитаристской риторике, и к повсеместному насилию. А привыкать не должен. Столкновение лицом к лицу с происходящим очень хорошо мне напомнило, что война страшна и разрушительна, что от нее плохо всем и что с ней нельзя мириться. И пока хватает сил, я буду стараться об этом помнить и крепко держаться за свои представления о добре, любви и ценности человеческой жизни.
на военной базе в новороссийске нас встретил вполне молодой человек. на фоне остальных он выделялся небольшим ростом и хрупким телосложением. обычно мужчинам это ставится в упрек другими мужчинами, но из-за своей природной формы этот в форме казался единственным живым человеком; остальные сливались с кораблями.
корабли были все серые, какие-то единые, плотные, ни один винтик нельзя было невинно открутить. руки чесались что-нибудь сломать, забрать на память и задержать войну хотя бы на время ремонта. жаль. если взять валун, именно валун, камень не подойдет, и придать ему форму корабля, то получится то же, что и эти корабли, и эти люди: одинаково угловатые, шершавые, страшные глыбы.
ещё этот молодой человек единственный не улыбался. возможно, он был не рад встречать толпу туристов или же просто не хотел нам лишний раз врать. я бы назвала это кротостью: она сидела плотным тоном на его лице, пока не началась воздушная тревога.
во время тревоги, привычной для жителей юга и пугающей для приезжих, корабли превращаются в вертолеты. их оборонные пропеллеры начинают быстро вращаться, они выслеживают и уничтожают — хотя и не всегда — ракеты, но в воздух корабли почему-то не поднимают. мои ноги на бегу заплетаются в ритме пропеллера, и я лечу, но только лечу к земле и разбиваю коленки, на две минуты возвращаясь в детство, когда главное — убежать от вóды. теперь же вóда сменился на воеводу, а бегу я под оглушительный аккомпанемент. в целом ощущения схожие.
массивные корабли не сдвигаются со своих мест, как и вальяжные военные, которые с гордостью и самодовольством сообщают туристам о ракетной опасности. этот в форме, кроткий и маленький, по-настоящему боится, что тоже «не красит мужчину». на самом деле боятся все: и я, и он, и корабли, и даже воеводы, но последние стараются этого не показывать за изобилием никому не нужной доблести и недостатком человечности. думаю, если бы у страха получилось прорваться сквозь ширму безразличия, он помог бы смыть с их лиц мнимую смелость. этому человеку страх лишь добавил румянца решительности. в коротком разговоре, участницей которого я не стала, но со знанием дела подслушала, он не представился, не назвал города (не считать же «мухосранск» достойным ответом), но сказал, что стал жителем юга полгода назад. я с ним не знакома, но знаю, что после переезда он жил с непреодолимым желанием повеситься, пока не стало «нормально». отец постоянно повторяет, что «нормально» — это ниже среднего. мне кажется, в жизни очень многое упирается в «нормально».