От автора: Я живу в Харькове, в Украине. Очень люблю свой город. К сожалению, с начала войны мой великолепный Харьков стал печально известен всему миру благодаря соседу-психопату.

Мне болит

— Проходите, располагайтесь. Удобно? Сюда можете костыли поставить. Подшлемник на столик положите.

— Да я ж не инвалид, доктор. Так, хромаю немного. Голова кружится. Но пройдет, это пройдет.

— А я не доктор. Ко мне многие сейчас заходят. Просто поговорить. Что вас привело?

— Мне болит.

— Удивили. Сейчас всем болит. У меня сад черешневый болит, покалеченный. Домик дачный, где семьёй собирались на шашлык и детей растили, прям печёт от боли. Где у вас болит?

— У меня в центре огромная дыра. Как будто шесть ракет «земля-земля» в один момент ударили. Глаза огнём выжигало, пеплом весь покрылся. Шрамы свежие ещё. Никак не заживут. Как корочкой свежей затянутся, по ним снова бомбами бьют. Раны открываются, кровь снова улицами течет.

— Понимаю. Сам такой. Глаза плёнкой затянешь — мутно, но видно. И не дует из окон. Как вам спится?

— Засыпаю быстро, сразу, как свет выключают. Сплю с 23:00 до 5:00. Часто один и тот же сон вижу. Многоэтажки выжжены дочерна, дворы грязным битым стеклом засыпаны, кровью залиты. Ямы кругом от взрывов. В домах этих живут обычной жизнью прозрачные люди. Как будто не знают, что их уже нет. Нет ни пола, ни потолка в квартире, а прозрачные женщины варят прозрачную кашу на прозрачной плите, водят прозрачных детей в сад и школу, от которых только развалины остались. На искорёженных лавочках во дворах сидят прозрачные бабушки, выгуливают прозрачных собак прозрачные собачники. Небо чистое, ясное, морозное. Воздух свежий. Снежок лёгкий белой трухой сожжённые машины припорошил. Вдруг гул самолётов раздаётся — летят чёрные истребители и бомбы на прозрачных людей снова бросают. Я кричу, кричу во всё горло — летите нахуй, они уже мёртвые, что вам ещё нужно? Отъебитесь от нас! Бомбы падают чёрно-серыми каплями на землю, она лопается и бьют фонтаны крови, я бегу со всех ног, но куда мне бежать? От себя не убежишь… К чему бы это, как думаете?

— Подсознание с нами шутки шутит. Оживить всех убитых хочет. Я иногда вообще забываю, что происходит. Вытесняю. Живу, как раньше. Потом как гупнет рядом! Сперва думаешь — живой! А потом — куда прилетело? Кто там из моих живет? Никто, фух! И ругаешь себя за бесчувствие — там же кто-то погиб. Эх, что это я о себе… Как вы — на смену погоды реагируете?

— Да. Старею, наверное. Раньше любая погода в радость была. Дождь мне по крышам барабанную партию отстукивает, в дом забежал — уютно, тепло, спокойно. Снегом, бывало, засыпет на несколько метров — лопаты в руки и дорогу раскапывать. Потом в ларьке кофейком горячим грелись. В жару на речках и озёрах купались — дети пищат от восторга, пивко холодное ручейком льёшь в пластиковый стаканчик. Что ещё надо для счастья! Ни грады, ни ураганы были мне нипочём. Сейчас, видали, в телефоне, где прогноз погоды раньше был, теперь по-другому пишут — «угроза градов», «угроза ураганов», «угроза баллистики». Теперь для меня везде угроза. И всегда.

— Какие-то изменения чувствуете в себе?

— Внутри всё как обычно. Чисто, красиво, удобно. Детский смех, живая музыка, фонтаны, лай собак и гомон птиц, шум машин, перестук трамваев. Ежи противотанковые, что меня всего искололи, убрали уже. Народ на работу — с работы ездит, мамочки с колясками гуляют. К звукам тревоги — «Ууууу-ууу-Ууууу-ууу-Ууууу» — привыкли все, как к городскому шуму. Но изредка, как близко заорёт, всё же горло перехватывает, аж дышать трудно, глаза потом заливает, озноб бьёт и сердце сжимается так, что вот-вот остановится. Это внутри. Но по бокам болит мне сильно, не прекращает.

— Как друзья ваши? Есть кому поддержать? С кем чашку чаю выпить?

— Да как у всех. Был дружбан Марик — моряк. На пляжах с ним тусили, девчонок срезали. Нет его. Осталась только форма его морская. И та потрёпанная. А подруга наша, что со столицей рядом жила… Нет, она жива осталась, починили всем миром… Не могу говорить, и там мне болит…

— А что заграничные друзья-родственники? У нас всех там знакомых полно. Помогают?

— Переживают за меня, посылки разные шлют, переводы денежные, одежду теплую. Жён с детьми принимают у себя в Германиях-Польшах. Но сделать ничего не могут. Я теперь как живая мишень для развлечения психопатов и садистов. Весь мир на меня смотрит, беспокоится, подарочки шлёт и думает об одном: только бы нас не задело. Жёны с детьми посидели в теплых местах, да возвращаться стали понемногу. Какой ни есть, а дом. Горелый, разбитый, но свой.

— Расскажите о себе. Мы разные, у всех свои истории. Вы сами откуда родом?