Памяти наших отцов
Федору Полякову
Как наши отцы пережили советскую мерзость? И как помогли нам найти противоядие памяти? В них жила какая-то особая изощренная дерзость.
Эта дерзость была во всем — как проходили мимо паперти, как завязывали галстук узлом чуть-чуть набекрень, как не любили порожных слов и пятен на белой скатерти,
прощали своим коллегам и сотрапезникам, презирали лень, как красиво они говорили «хрен тебе в зубы, чтоб не шаталась шея», и как ненавидели праздники черни и площадную брань.
В голове после ухода отцов остается пустая траншея, отвоевали солдатики, отпели свое, отпереводили, отлечили… Не получается сказать обо всем, заведомо не упрощая.
Июньским вечером мы с тобой окажемся около ресторана «Рецина», Предварительно помолчав, медленно проходя мимо Юден-плаца. В ресторане шумливо, подают смоляное вино, здесь не мучает венцев вина,
здесь и мы с тобой усядемся за столик под фотографией острова Наксос и помянем отцов по-русски, по-иудейски и по-византийски, а потом спустимся по лестнице в прошлое, где им по восемнадцать,
где музы одеты в длинные узкие юбки, где фонарями горят папироски, где наложен запрет на слёзы, — где сыновьям позволено толь- ко смеяться, в бирибу резаться, — где кемарят мрачные весельчаки,
где на кухонном прилавке в глубокой тарелке спит грубая средиземная соль, где, задыхаясь, поют о любви лещ-ципура, камбала-тубмала и кефаль-печаль.